— Ну и что это за столпотворение? — спросил я, рассматривая так и застывшую в поклоне женщину.

— Ваша милость, я и моя семья ищем справедливости, — подняв голову, отозвалась она.

Хорошо, что я додумался изучить законы. Сейчас бы стоял, как идиот, не зная, что делать.

Любой житель баронства имеет право обратиться ко мне с просьбой разобрать спор, и я обязан разобраться, зафиксировать решение и проследить, чтобы наказание было исполнено, если оно предусматривалось.

— И кого из этой толпы ты обвиняешь? — спросил я, кивая в сторону двух десятков человек, собравшихся перед воротами поместья.

— Всех, — решительно заявила она.

— Ваша милость, не верьте ей! — гнусавым голосом обратилась ко мне дородная тетка, едва ли не локтями пробившись вперед. — Это же Корсоны! Все знают…

— Я разрешал говорить кому-то, кроме этой женщины? — ровным голосом спросил я, не глядя на влезшую в диалог тетку. — Густав!

Стражник, повторно нанятый мной после убийства банды Яна, тут же оказался рядом. Как и остальные сотрудники правопорядка, Густав был уволен узурпатором. Но я не стал городить огород и просто позвал стражу на прежнюю работу. Естественно, все прошли собеседование, и двоих я даже отмел. Но в целом мужики оказались нормальными и работящими. Впрочем, с учетом жалованья, которое я им плачу, не удивительно.

— Слушаю, ваша милость!

— Эту, — я указал на голосившую бабу, — своди в подвал, пусть посидит под замком и подумает, как нужно себя вести в присутствии барона. И заодно запиши-ка ее в список. Пока отделается предупреждением, но в следующий раз окажется на площади под плетью.

— Слушаюсь, ваша милость!

Тетка и слова сказать не успела, а Густав уже подхватил ее под руку и легко потащил прочь. Разбойников мы замучили до смерти, и все о том знали, так что толпа присмирела, опасаясь нарваться. Ведь когда ты уже сидишь в камере, то к палачу попасть гораздо легче, чем если стоишь на свежем воздухе и молчишь, как полагается.

Жестоко ли обещать плетей за выказывание неуважения? Нисколько. Пока у меня нет нормального авторитета, чтобы затыкать слишком наглых. Но народ меня поддержит, возможно, даже решит, что я излишне мягок. При Кристофе тетку прямо здесь бы высекли, ибо таков закон Чернотопья. Но я же еще сопляк и слишком добр, потому не стану сразу пороть человека. Пусть еще раз заикнется, и вот тогда…

— Итак, остальные — во двор. И позовите Зигмунда, — распорядился я.

Через пять минут слуги поставили стол и стул на газоне. Заняв единственное место за столом, я указал на женщину.

— Представься и рассказывай, — велел ей.

— Ваша милость, я Амели Корсон, со мной мой супруг Гонт и дочь Агнесс.

Оба поклонились, и я разрешил им выпрямиться.

— Что привело вас на суд?

— Ваша милость, я обвиняю семью Рохов в укрывательстве преступника.

Я вскинул бровь. Если сейчас выяснится, что кто-то из ребят Яна уцелел и спрятался, у меня возникнет возможность потрясти списки неблагонадежных горожан — я ведь допускал, что под шумок моих разборок народ попытается сдать соседей. И такие списки мне действительно предоставили. С бандой там никто до сих пор связан не был, и я никого не трогал. Но если..

— Подробнее.

— Когда вашего отца убили, ваша милость, сынок Рохов, Януш, стал водиться с разбойниками. И он же навел их на наш дом, — сказала она, и глаза мгновенно наполнились слезами.

Амели замолчала, сжимая кулаки и задирая нос, чтобы не расплакаться. Впрочем, я ее не торопил, и осуждать бы не стал.

Я никогда не мог понять тех, кто не защищает собственную семью. Даже в самые черные дни своей жизни я всегда был готов грызть глотки и мочить по сортирам тех, чьи действия вредили моим родным.

В Эделлоне же это еще больше обострено. Да, у Амели не так много способов добиться справедливости. Но даже аристократ обязан выслушать просьбу о суде. Не окажись здесь я, она могла обратиться к любому другому. Да, было бы сложнее в разы, но феодал обязан вмешаться и вершить суд. Иначе об этом рано или поздно узнают наверху, и отказавшийся исполнить свою обязанность владетель рискует сильно подмочить репутацию перед королем, ведь подобным отказом он фактически подрывает власть монарха. А за такое в иные времена можно и голову потерять на плахе.

— Они пришли ночью, — глухим голосом произнес Гонт Корсон. — Я на промысле был, ваша милость. А эти… — здоровяк проглотил невысказанное ругательство, — Ладно бы просто пограбили, не так уж мы и богаты, терять нечего. Но они Амели и Агнесс…

Его голос перешел на низкий рокот, и окончания я не расслышал. Впрочем, все и так было ясно. Отца дома не оказалось, а женщина и девушка попали под горячую руку тем, кто должен был их защищать.

Я поднял ладонь, прерывая рассказ.

— Те бандиты были казнены, насколько я знаю, все до единого. Они свое получили. Вы опознали Януша Роха среди пришедших к вам, Амели? — уточнил я.

— Да, ваша милость, — опустив голову, сообщила мать семейства. — Муж хотел с ним разобраться по-мужски, но Рохи спрятали сына и не выдают.

Ее голос сорвался, женщина всхлипнула.

— Достаточно, — кивнул я, поворачивая голову к толпе Рохов. — Где ваш сын?

— Так ложь это, ваша милость! — ответил мужчина с совершенно седой головой, хотя выглядел он достаточно молодо. — Все знают, Агнесс сама вокруг Януша крутилась, хотела за него замуж, а тут такой повод. Не было там моего сына, ваша милость, они врут.

Я медленно кивнул стоящему рядом Зигмунду.

— Что ж, очевидно, у него плохо со слухом. Мастер, сломай ему палец, чтобы серные пробки из ушей убрать.

Палач хмуро подошел к говорящему, и тот попятился. Однако отступать было некуда — пока шел рассказ Амели, во двор набилось достаточно народа, и стражников тоже хватало. Из толпы просочился один из них и, без затей пнув мужика под колено, заставил его осесть на землю.

Зигмунд обернулся на меня с вопросом в глазах.

— Итак, выбирай, — произнес я. — Мне велеть сломать тебе палец или ты скажешь, где прячется твой сын?

Естественно, он не отступил. Перелом переломом, но родную кровь сдавать после простой угрозы — соседи заклюют.

Я равнодушно слушал, как жертва вопит, когда Зигмунд исполнил приказ. Дав мужику пару минут, чтобы пришел в себя, я повторил.

— Итак, где прячется Януш Рох? И пока ты не начал выдумывать, я напомню, что у тебя двадцать пальцев, на каждом по ногтю. И зубов, смотрю, полный комплект.

— На лесопилке в старой сторожке, — просипел тот, осознавая ситуацию до конца.

Нет, если бы та тетка не повела себя, как дура, я бы, может, и стерпел проявление неуважения. Но лимит был уже исчерпан, так что, можно сказать, жена упустила шанс семьи реабилитироваться в моих глазах.

— Густав, приведите мне его, — распорядился я, и несколько стражников тут же отправились выполнять приказание. — А пока что я хочу спросить остальное семейство Рохов. Итак, вы знали, что я не потерплю беззакония и самосуда на своей земле. Но не пришли ко мне, чтобы я защитил вас, как добропорядочных подданных. Почему? Не потому ли, что Корсоны говорят правду?

Собравшаяся толпа одобрительно загудела. Во дворе разместилось человек пятьдесят, и уже к вечеру о происшествии будет знать все баронство. Все-таки слухи разносить, это не посыльными работать — куда быстрее сплетни расползаются.

— Если бы вы пришли ко мне в поисках справедливого суда, я бы не стал никого карать. Все вы в баронстве — равны в моих глазах. Но вы не пришли. Более того, не прошло и часа, как двое членов вашей семьи проявили ко мне неуважение. Сперва та женщина, когда влезла в мой разговор, теперь ты. Я не наказываю невиновных, но на мои вопросы нужно отвечать. Так что пальцем своим ты за неуважение ко мне расплатился. Это понятно?

— Понятно, ваша милость, — баюкая руку, отозвался седой.

— Отлично, — кивнул я, видя, как толпа раздвигается, пропуская стражников, конвоирующих пацана лет семнадцати.

Не знаю, в кого он такой уродился, но если Рохи выглядели вполне приличными людьми, Януш походил на крысу. И сейчас эту крысу загнали в угол.